Главная                                     Ее не было видно уже два года                       Статьи

 

  Ее не было видно уже два года. И вот теперь, чтобы обозначить свое появление, Софи Марсо предстает перед нами сразу в трех ипостасях: на театральных подмостках в «Эвридике», которая стала ее первым сценическим опытом, и в фильмах, которые вскоре выйдут на экраны, сначала у режиссера Александра Аркади («Для Саши») и у Анджея Жулавского («Голубая нота»). Нетерпеливая, непредсказуемая Софи. Она торопится жить. Откровенная беседа.

 

  Розовый блокиратор на колесе белого велосипеда. Две собаки, которые изучают мои туфли. Кресла с кашемировым рисунком, большие современные картины, сверкающие яркими красками. Зеленое, красное. Книги на столе и горячий кофе: Софи Марсо принимает гостей. Улыбка, вопросы. Ясные и точные убеждения и желания. Что мы знали о ней?

 

  Журнал Макс: Есть ли что-то общее между двумя фильмами и пьесой, в которых вы заняты в настоящее время?

 

  Софи Марсо: Каждая из этих вещей совершенно не похожа на остальные, но я считаю, что все они помогли мне полностью реализовать себя, свой опыт. Пока что я еще не очень хорошо способна анализировать все то, что происходит со мной в театре, но это мне нравится. Мне хорошо на сцене. Мне кажется, что эти десять лет работы были только прологом к этому. Кроме того, я считаю, что в фильме Жулавского «Голубая нота» я получила самую лучшую роль из всех, какие мне когда-либо предлагали. Как там здорово все описано, как четко представлены персонажи! Эту роль очень легко играть, потому что ты веришь в реальность своего персонажа. Мне казалось, что у меня выросли крылья. Я чувствовала такую свободу! Такое бывает нечасто. Что касается фильма Аркади «Для Саша», то мне пока еще трудно сказать что-то определенное. Может, прошло еще слишком мало времени, чтобы у меня сложилось какое-то мнение об этом фильме. Как бы там ни было, это три разные грани меня.

 

  Макс: О чем идет речь в «Голубой ноте»?

 

  Софи Марсо: В фильме рассказывается об одном дне, когда Шопен и Жорж Санд, дочь которой я играю, расстаются после восьми лет совместной жизни. Действие происходит в большом доме, где собираются Дюма, Тургенев, Делакруа и многие другие писатели и артисты. Фильм показывает отношения между всеми этими людьми. Это очень интересная история человеческих отношений и, конечно, в фильме звучит замечательная музыка…

 

  Макс: А в фильме «Для Саша» рассказывается история одной любви в Израиле во время войны 67-го года, так что это скорее фильм о современной жизни, не так ли?

 

  Софи Марсо: К сожалению, да. Мы закончили съемки в ноябре во время ужасных событий между палестинцами и израильтянами. Когда я смотрела фильм, у меня было странное чувство, потому что проблемы двадцатилетней давности, о которых рассказывается в фильме, совершенно те же, что и сегодня.

 

  Макс: Как вы планируете такую насыщенную жизнь?

 

  Софи Марсо: Я не планирую ничего. В данный момент я играю в театре и не занимаюсь ничем, кроме этого. Это отличный предлог для того, чтобы тебя не слишком беспокоили всякими мероприятиями по рекламе фильма, потому что, по правде говоря, даже если бы я хотела защищать фильм в прессе или на телевидении, то результат все равно был бы неутешительным. Так что я решила вообще этим не заниматься.

 

  Макс: Вы бы хотели создать себе имидж другого человека? Более импульсивного, действующего инстинктивно?

 

  С.М.: Это не совсем так. Я знаю, что живу в мире, где многое зависит от средств массовой информации. Поэтому я считаю, что нужно уметь использовать эти самые средства вне зависимости от того, любят они меня или нет. Но проблема в том, что это против моей натуры. Я терпеть не могу манипулировать чем бы то ни было.

 

  Макс: Вас никогда не расстраивало то расхождение между тем образом, который вы хотите создать у людей, и образом, который мы видим на страницах журналов?

 

  С.М.: Невозможно все выразить в одном интервью. Часто заголовки крупным шрифтом выделяют главную мысль и часто они подразумевают нечто совсем обратное тому, о чем шла речь. Когда я иду на телевидение, меня трясет куда больше, чем перед выходом на сцену. Я бываю так напряжена, что часто людям кажется, что я настроена против них. Это ужасно. Тебе на ответ дается тридцать секунд, и твой мозг начинает работать на полную мощность, потому что необходимо сразу изложить свою главную мысль. Но если сказать сразу то, что ты считаешь главным, то потом ты начинаешь повторяться, и никто тебя не понимает. Это просто какой-то ад.

 

  Макс: К какому поколению ты себя относишь?

 

  С.М.: Не знаю. Я живу напротив школы, но чувствую, что существует целая пропасть между мной и этими школьниками.

 

  Макс: А всякие молодежные движения?

 

С.М.: Меня это интересовало, но я не участвовала во всем этом. А последние манифестации меня просто раздражали. Да, все это очень хорошо, все эти шествия, они идут туда, чтобы сказать, что так нельзя, что нужно говорить и говорить об этом. Но когда я слышала их лозунги, я их не понимала. Им плохо в этом обществе, и вместе с тем они требуют денег. Но ведь общество основано на деньгах! Я не могла понять, они были за систему или против. Наверно, они и сами не понимали, почему они вышли на улицы. Они не могли объяснить, что конкретно их не устраивает. Мне кажется, что самым серьезным является отсутствие идеалов, отсутствие веры. Сейчас все истинные ценности оказались подменены. Я всегда считала, что настоящими революционерами могут быть только те, кто стремится разрушать. Только они хотят действительно переделать мир… Но самое возмутительное во всей этой истории, это что во всей стране не нашлось никого, кто выступил бы в защиту этих молодых людей. В двадцать лет иногда бывает нелегко выбрать собственный путь, иногда нужна поддержка старших. Это здорово, что они выступают против старшего поколения, потому что все эти старики уже достали и потому что у них совершенно другие интересы, другая жизнь, но не нужно забывать, что у них и опыта больше.

 

  Макс: Но эта молодежь как раз не хотела, чтобы кто-то говорил от их имени.

 

  С.М.: Да, но это оттого, что они понимали, что все равно никто не способен этого сделать. Я уверена, что если бы они верили кому-нибудь, то они все последовали бы за ним.

 

  Макс: Как вы считаете, где ваше место во всех этих событиях, вы за войну или вы пацифистка?

 

  С.М.: Я вовсе не пацифистка. Это общее заблуждение. Не мы спровоцировали эту войну, а этот тип со своими безумными идеями. Мы только защищаемся. Мы не позволим, чтобы об нас вытирали ноги.

 

  Макс: А не расходитесь ли вы в этом с людьми вашего возраста, которые настроены более миролюбиво?

 

  С.М.: Сегодня им просто говорят, что быть пацифистом хорошо. У них все перемешалось. Для них заниматься войной и быть расистом - это одно и то же.

 

  Макс: Что вы думаете об артистах, которые выступают в том или ином лагере?

 

  С.М.: Лучше уж так, чем сидеть сложа руки.

 

  Макс: Ну, а вы сами…

 

  С.М.: Нет, я этим не занимаюсь, потому что я никогда не согласна с их идеями. И потом, я не могу принимать участие в этих движениях, не имея возможности вплотную заняться этим.

 

  Макс: Вы не чувствуете себя виноватой?

 

С.М.: Я всегда чувствую себя виноватой во всем. Это уж моя христианская совесть говорит во мне. Если что-то не так в этом мире, то в этом виновата и я. Но единственное, что я могу делать на моем месте, не претендуя на большее, это давать людям немного успокоения, волновать их. И если мне удалось вызвать у них хорошие эмоции, то это замечательно.

 

Макс: Теперь звездами становятся в гораздо более молодом возрасте: Ванесса Паради, Эльза, Патриция Каас… В некотором смысле, вы стояли у истоков всего этого. Как вы можете объяснить этот феномен?

 

  С.М.: Вероятно, это вызвано тем, что сейчас никто не затрачивает таких усилий на создание звезды, как это было раньше. Раньше звезду создавали, как автомобиль. В Соединенных Штатах студии очень хорошо умели это делать. Сегодня каждый за себя, каждый выкручивается сам. Публике через какое-то время надоедает один и тот же фильм или одна и та же песня. Так что единственное, что еще способно волновать, это молодость - красота, данная Дьяволом. В этом есть что-то плотоядное, желание свежей плоти. Я не собираюсь жаловаться, именно это случилось и со мной. Начать в 13 лет было большой удачей для меня.

 

  Макс: Как же вы выносили это напряжение, когда были такой молодой?

 

  С.М.: Это было очень нелегко. Когда я встречаю Ванессу Паради или других, мне хочется подбодрить их. Они такие молодые, очаровательные, а это бесит многих людей. А они балдеют от этого. Человек очень уязвим. Как лист на ветру, без всякой опоры.

 

  Макс: Вы когда-нибудь думали о том, чтобы бросить эту профессию?

 

  С.М.: Никогда. Но у меня были очень трудные моменты. Были очень нелегкие решения. Ведь ты выбираешь не только фильм, но и людей, слова, публику, образ.

 

  Макс: «Тихие палисады», последний фильм, в котором мы видели вас, не произвел фурора, и его очень много критиковали. Что вы чувствовали в связи с этим?

 

  С.М.: По правде говоря, масс-медиа были просто невыносимы. Этот фильм было очень легко критиковать. Но никто никогда не говорил о достоинствах этого фильма, пусть это был и не шедевр. Но это был очень хорошо сделанный фильм, очень оригинальный, поставленный новым режиссером. Черт побери! Их ведь тоже нужно поддерживать, этих режиссеров, а не только тех, кому дают восемь миллиардов на фильм. Не обязательно говорить: «Это гениально!», но достаточно просто похвалить их за то, что они решились на такой шаг.

 

  Макс: Когда вы оглядываетесь на свою карьеру, вы видите ее как прямую линию, как извилистую тропинку или как ухабистую дорогу?

 

  С.М.: С резкими поворотами, которые я спокойно проходила.

 

  Макс: Вы соблюдали ограничения скорости?

 

  С.М.: Нет, я иногда слишком разгонялось, и приходилось платить штраф.

 

  Макс: То есть?

 

  С.М.: Ну, это были, скорее, сложные фильмы, для которых люди просто еще не были готовы. Но нужно всегда опережать события. Это часто бывает трудно, но нужно идти вперед. Я не хочу шокировать, но я не хочу и засыпать. Я просто хочу чувствовать себя живой.

 

  Макс: Профессия, в которой можно позволить себе работать только раз в три года, это нечто исключительное, вы не находите?

 

  С.М.: Замечательная профессия. Но мы зарабатываем не больше остальных, да и работаем не меньше. В этом деле есть огромное количество актеров, которые не могут найти работы. Я знаю актеров, которые уже пятьдесят лет занимаются этим делом, которые всегда играли только маленькие роли и едва-едва зарабатывают себе на жизнь. И тем не менее, они ни за что не променяли бы свою профессию на что-либо иное. Я не хочу говорить об этой профессии с точки зрения заработка, меня больше интересуют люди.

 

  Макс: Ну, что касается вас, то вы, пожалуй, находитесь в более привилегированном положении, чем средняя…

 

  С.М.: В этой профессии есть своя иерархия. Это очень элитная профессия. Необходимо иметь определенные достоинства или определенные недостатки. Нельзя сказать, что любой может быть актером, это неправда. Ведь не все могут быть хорошими садовниками. А те, кто находится на самом верху, любим мы их или нет, находятся там потому, что они более хитрые, более красивые, более страшные. Или более талантливые.

 

                                                                                                                                                                                                                                   Эрик Либио

 

                                                                                                                                                                                                             Макс (апрель, 1991 года)